Вятский наблюдатель о выставке «Приношение»
Последнее слово навязчиво вертелось у меня в голове, когда я собиралась на юбилейную выставку главы семьи Александра Петровича с довольно пафосным названием «Приношение» (приношение Людмиле Николаевне Суворовой – жене, матери и бабушке). Но как только я, придя заранее, увидала старых своих знакомцев – благостного и радушного Мочалова в необычайно торжественном наряде (бабочка, приличный пиджак) и его возлюбленную супругу, милейшую, добрейшую Людмилу Николаевну, охота прикалываться пропала сама собой.
Нет, все правильно, пафос тут уместен, и праздник знатного на Вятке рода художников, музыкантов, поэтов, дизайнеров (это не считая того, что было в его истории, и того, что еще будет) доставил много удовольствия гостям, собравшимся во множестве. Старшее поколение членов вятского отделения СХ, давно не заявлявшее о себе и как бы мирно сошедшее на пенсион, явилось во всей своей красе, удачно шутило, надарило кистей, искренне восхищалось творчеством коллеги, хвалило «Люду» и радовалось семейной идиллии — образуя доброжелательную атмосферу праздника, которого давненько у нас не наблюдалось. Одно божественное пение Тамары Воробьевой, которая таким образом поздравила своего одноклассника, чего стоило — а он слушая ее только и мог, что восторженно трясти своей белой шевелюрой.
Кто еще не знает, на сегодня есть две ветви сего могучего клана: Мочаловы вятские и московские. Первые — убежденные бессребренники, живущие в мире искусств духом единым и примерным чадолюбием. Это сам патриарх, его супруга (преподаватель музыки, поэт), их дочь Александра Александровна (художник, поэт) с семейством, а также многочисленные внуки Мочалова, родные и сводные. Последняя внучка Серафима родилась буквально за 10 дней до описываемых событий.
А есть Мочаловы московские — сын Александра Петровича и Людмилы Николаевны Петр (от слова камень, такой же невозмутимо-статичный) и его семья, которые успешно подвизаются в сфере дизайна и рекламы, конвертировав свои художественные способности в востребованную рынком профессию. Сын Петра Евгений Мочалов ступил на ту же стезю, получая перспективную специальность авто-дизайнера. Дочь Петра от первого брака Варвара также художественно одарена и планирует поступать в музыкальный колледж.
«У него была черная грива, а теперь у него она белая»
Весь этот разветвленный клан, дети и взрослые, сошелся-съехался на открытие их объединенной выставки, где все члены так или иначе представлены. Однако сольная партия — картинами заполнена вся анфилада экспозиционных залов от первого до последнего, хотя это лишь малая часть его творческого наследия – принадлежит кисти Александра Мочалова-старшего. Для которого музейщики и коллеги не пожалели восторженных эпитетов типа «эталон для подражания», «большой художник». «Я толстый», — отшучивался юбиляр. И вообще непрерывно дурачился, особенно когда искусствоведы пытались серьезно анализировать его живопись.
Что касается программного мессиджа насчет «Приношения» жене, то оно сделано не сегодня, а всем его творчеством, которое буквально пропитано узнаваемо ангельским ликом Людмилы Николаевны, какой бы сюжет или тематический цикл Мочалов ни разрабатывал. Этот лик — везде, так что чувство художника доказано, материализовано и останется в истории (более десятка работ его только в собрании вятского музея). На мой взгляд, самое трогательное приношение — увидеть жену беззащитной девочкой за пианино («Музыка»).
Формальный и содержательный разбор творческого наследия Мочалова не входит в скромную задачу наблюдателя. Для этого оно слишком огромно, технически прихотливо и идейно замысловато, ведь художник берется только за темы высокого звучания, распределяя их по циклам — библейские и иконописные мотивы, русское средневековье, былины, литература, музыка. Других таких мощных «картинщиков» у нас определенно нет. Пусть же разбором займутся специалисты. Самые большие, многофигурные и амбициозные по замыслу полотна выглядят просто взрывоопасно, поскольку несут в себе всю недюжинную энергию и страсть творца, помноженные на красочную экспрессию и подвешенные в вечности вопросы и сюжеты. Наверное, только такой физически крепкий и психически здоровый человек как Мочалов способен осмыслить и воплотить подобное…
Громы и молнии
Такова, к примеру, «Партия»: в центре большой композиции некто напоминающий бога-отца затеял сразиться в шахматы с тем, кого православный человек не должен даже и называть… На доске остались всего две фигуры: ферзь и пешка. Понятно, что вся сила на стороне нечистого. Однако и пешку будет трудно ему словить. Чья же возьмет? Это, так сказать, контент картины в чистом виде, но есть ведь еще сложное живописное и композиционное решение, которое я опять-таки не берусь описать. Надо смотреть. Далее, не менее взрывоопасно воздействует на зрителя и огромное полотно про музыку Рахманинова — в том изводе, как она сама воздействует на художника. Он чует в ней многое — бьющих копытами коней, русские колокола, Георгия со змием, и светлейшее «наше все» (Пушкина), и его темного антагониста, а в левом нижнем углу — нависшую над клавишами напряженно-страстную фигуру самого композитора с акцентированно резкими длинными пальцами, напоминающими холодное оружие… Ух!
Тем диссонанснее этим вселенским громам и молниям звучит мысль семейная. Любовь к домашнему очагу, нехитрым радостям взаимного сосуществования вроде бесконечного чаепития, женского сидения у окна с шитьем, кормления детей — благодаря специальной авторской манере она выглядит ничуть не слащаво, но предельно одухотворенно. Хрупкие молодые матери с кроткими иконописными ликами взращивают толстых довольных младенцев. Простая жизнь мудра, аскетична и самоценна. Александр Мочалов не перестает изустно и живописно прославлять свою мадонну на все лады. И несмотря на то, что это повторяется из года в год, из картины в картину, живопись не врет о любви: наверно, так оно все и есть.
Мэри Лазарева
